|
Священник Валерий ХЕРУВИМОВ, деревня Дементьево Нейского района Костромской области  Отец Валерий с матушкой Татьяной на кинофестивале в Галиче
Живет сейчас батюшка со своей матушкой Татьяной и многочисленным семейством в Костромской области, в деревне Дементьево, где еще несколько лет назад был главным врачом больницы. Отец Валерий родился в Москве, окончил Медицинский институт. В столице встретил свою любовь по имени Татьяна. Студенты поженились. Стала их семья расти, пошли детки: один, два, три, четыре, пять, Херувимовых стало семеро - 7 «Я», одним словом. Можно было бы остаться в столице, но Валерий и Татьяна уехали в Кострому, а потом решили перебраться на село: большой семье на земле привольнее и сытнее, так многим казалось в конце прошлого века, на гребне перестройки. Осели в деревне Дементьево, работали по специальности: Валерий в больнице, Татьяна в детском доме.
Незаметно подросли дети, так уж получилось, что, воспитав своих пятерых детей, не остались супруги равнодушными и к чужим, детское горе не давало покоя. Стали брать в свою семью обездоленных детей, брошенных собственными родителями. Когда больницу закрыли, супруги уже имели на руках восьмерых приемных ребятишек. Куда с ними тронешься? В это же время в соседнем селе открыли и стали восстанавливать храм. В этом храме теперь священник Валерий Херувимов служит Господу, принося бескровную жертву в алтаре, и на своей усадьбе трудится, не щадя пота и крови, чтобы прокормить и воспитать тех детей, которых послал Господь. А между этих главных дел теперь совсем мало времени остается для еще одного призвания, того, что называется литературным трудом. Кукушка кукушонку
купила капюшон,
как в капюшоне он смешон!
(Скороговорка) Четвертый год мы в мертвой костромской деревне. До города - далеко, до Бога - высоко. Церковь - близко, да склизко, детей - семеро по лавкам - приемных. Своих вырастили - пятерых. Эпоха куриной слепоты Сынок старший - «отрезанный ломоть» (так он и не прижился в деревне), опоздали выдернуть его из города. Засиделся там до 14 лет, укоренился. Он как веточка яблони, которая ниже прививки растет. Не то, что сильно горькие плоды на ней - нет, но дикие. С виду не отличишь, а есть не станешь. Сбежал сынок, когда мы из города в деревню эмигрировали. Не просто сбежал - бросил он нас, предал. Он наш альпинист, перерезавший веревку связки, чтобы избавиться от тяжести и достигнуть «сияющих» вершин. И, видимо, это сияние повредило ему зрение. И сейчас взрослый, семейный, довольно успешный и не бедный, он с большим напряжением и не всегда отличает свет от тьмы. Да что там, мы живем в эпоху «куриной слепоты». А вот доченька наша старшая бросила Московский университет и свою журналистскую работу в городе, живет теперь рядом, в соседнем доме, и тоже семерых приемных детей воспитывает, своего грудного ребенка и мужа, который любит пиво и футбол. Весна-красна. Заревая теплынь. Собираем сморчки в бору - это не экзотика, это харч, как говорят мальчишки. Кукушка кукует. «Дети, дети, тише, дайте посчитать, сколько жить осталось!». Ванек подошел и говорит: «Отец Валерий, где-то мама моя так же плачет...» - Почему, Ванек? - Думаю, ей без меня плохо... Он всё время вспоминает маму, жалеет её. (Мальчишки наши Ваньку называют «мелкий», потому что он самый маленький, ему 10 лет.) А мама в нетопленом доме зимой его запирала, и несколько дней сидел он без еды. А потом, вспомнив о нём, возвращалась, воровать еду посылала. Он приносил еду, но сам почти не ел. Однажды на вокзале в Галиче мама его спала пьяная, а он рядом был, мух отгонял, волосы поправлял, котомку под голову прилаживал, заботился, как мог, охранял свою мать-«кукушку». Спала она долго, так, спящую, отвезли её в больницу, а его - в детский приемник. Не знает Ванек, что не проснулась его мама, умерла. Как сказать ему об этом - язык не поворачивается. - Вы плачете, отец Валерий? - Да нет, Ванек, это в глаз что-то попало. Наши мальчики Набрали грибов прилично. Весенние грибы - радость! Кухня наполняется запахом жареных сморчков. Садимся трапезничать. Рядом со мною за столом Юра, он на три года старше Вани. Его шея замотана пушистым шарфом (ест он всегда энергично, с аппетитом, даже сопит от удовольствия). - Юра, ты бы снял шарф-то, жарко, да и неудобно тебе за столом! - Нет, не могу, отец Валерий. Тетя Таня не разрешила, у меня болят...эти, как там, в горле, внутри? Забыл, как они называются! - Да это линзы у него болят, - деловито подсказывает Коля. - Может, гланды? - спрашиваю. - Ну да, конечно, гланды. После ужина Юра (а он самый неторопливый и обстоятельный) неспешно разводит какую-то таблетку в пузырьке. - Что это за снадобье, Юра? - Это Моте. Моте 17 лет, он живет вместе с Юрой в комнате, все теряет, разбрасывает и «лохматит», как говорят дети, а потому Юра его опекает. - Отец Валерий, Мотя ушел играть в футбол, а после игры у него всегда спина болит, вот ему и надо обезболивающее средство. При всей своей «ершистости» (которой, впрочем, почти не осталось за годы нашего совместного проживания) наши мальчики совершенно не приспособлены к жизни, наивны и беззащитны. Приятное с полезным Однако о футбольном поле. Это моё изобретение: разместить футбольное поле на отгонном пастбище, чтобы совместить приятное с полезным. Ведь это вовсе неплохо? А если удается сделать это незаметно, то и совсем хорошо. Итак, площадка, которая изначально числилась как футбольное поле и была центром внимания мальчишек, скоро увеличилась до двух гектаров и была огорожена любителями футбола. Так футбольное поле превратилось еще и в отгонное пастбище для двух лошадей, двух коров и быка. Место спортивных развлечений стало еще и центром общения с флорой и фауной, местом катания на лошадях и коровах, возжигания костров, строительства шалашей. Вскоре я услышал такие речи: - Вы заметили, что Феня и Муля (наши коровы) дали больше молока? Это потому, что мы нашли на отгонном пастбище целую кучу клевера...Смотрите, сколько грибов я принес - это с отгонного пастбища...А вы знаете, сколько там в пруду рыбы плещется? - Хорош врать! Это тритоны да пиявки плещутся. Однако на следующий день на кухонный стол небрежно, с видом моряков, вернувшихся с путины, рыбаки выложили улов в несколько мелких рыбешек. - Вот, на уху хватит! Чтобы разрядить обстановочку, сообщаю за ужином: «Мальчишки, я стихи написал». - Да ну? - бросают с иронией. - Тихо! Читаю! Я труд деревенский люблю,
В нем радость и вольная воля.
Я каждою клеткой ловлю
Дыханье весеннего поля, В работу ныряю, как в пруд,
Копаю, долблю, ковыряю,
И ноги до крови сотру,
Но я все равно ковыляю. Запоздалое детство Общение с «дикой» природой подвигло моих робинзонов к военизированным играм и забавам. Младшие стали «производить» серийно холодное оружие (луки, мечи, стрелы, копья), старшие вооружились ружьями, после чего мать Татьяна сказала: - Вам жениться пора, скоро 18 стукнет, а вы, как дураки, с игрушками по кустам бегаете. Посмотрите, что в комнатах у вас творится, кто убирать будет? - Таня, Таня, не ругай их! Пусть хоть ненадолго детство к ним вернется запоздалое. Но скоро наши старшие дети (они же генералы) приуныли: - Тетя Таня, нас на военные сборы отправляют. - Говорила я вам, доигрались, вояки, - запричитала мать Татьяна. Младший, Юрик, не без ехидства тут же сострил: - Вы служите, мы вас подождем! И тут же получил подзатыльник от одного из «генералов». Под влиянием всей этой «милитаризации» меня «посетила муза», и я сочинил новые байки: В ходе упорных боев наши доблестные войска под командованием «генералов»: Панкратова, Гуца, Толмачева, «полковников»: Котова, Доброва, Лебедева и с участием «заслуженного воина России» - Качанова разгромили полчища колорадских жуков и капустных гусениц и полностью освободили от сорняков картофель и огород. Благодаря успешному наступлению конницы (кобыла Лига) преследовали противника так, что поле «боя» было перепахано полностью, и были взяты в большом количестве трофеи (картофель и овощи), и было выкопано множество окопов, в которые для маскировки посажены яблони и внесено огромное количество навоза для «отпугивания» разведки противника. Интимный разговор - Я больше не могу. Я устал, Таня, от этого «единого человеческого общежития», от этого интерната в доме. Я не дятел! Мне надоело повторять: «Убери за собой, отнеси на место»... Их много я один. Я не Макаренко! У Макаренко были «матросы» корабля, потерпевшего крушение. Не то время сейчас, не те нравы, чтобы «из болота тащить бегемота»... - Вот ты и есть - бегемот! Господь тебе дал крест - неси! Ты знаешь, где сейчас твои приёмные дети? Пошли гурьбой коня твоего «воспитывать» за то, что укусил он тебя. Прибежал в хлев, вижу поучительную картину: Матвей подсовывает кулак к морде Марса, ругает и хлещет прутиком (к счастью, не сильно). Все остальные одобряют это и подбадривают Матвея. - Ребята, пойдемте домой, не самый лучший метод - коня кулаком воспитывать. Он у нас целый день один по лугам болтается, одичал. Я сам виноват, мало ему внимания уделяю. Отвязали коня и всей гурьбой идем на наше «футбольное» поле. И я непременно дойду
До края огромного поля,
А там дует ветер в дугу,
И радость, и вольная воля. |
